Корейцы пьют и курят, ездят на красный свет и редко улыбаются. Ставят коллектив выше личности. Не могут победить коррупцию и приветствуют активное вмешательство государства в экономику. При этом Южная Корея входит в число самых развитых стран мира. Что мешает нам повторить корейское экономическое чудо или создать свое, «РР» выяснял с помощью русских инженеров, работающих на стратегических корейских предприятиях
Меньше чем за жизнь одного поколения…
Корейцы пьют и курят, ездят на красный свет и редко улыбаются. Ставят коллектив выше личности. Не могут победить коррупцию и приветствуют активное вмешательство государства в экономику. При этом Южная Корея входит в число самых развитых стран мира. Что мешает нам повторить корейское экономическое чудо или создать свое, «РР» выяснял с помощью русских инженеров, работающих на стратегических корейских предприятиях
Меньше чем за жизнь одного поколения превратившаяся из беднейшей страны мира в мощную индустриальную державу, Южная Корея сегодня впервые в истории открывается миру. Учит английский, отправляет студентов в университеты США и Европы и приглашает на работу в святая святых своей экономики — чеболи, финансово-промышленно-торговые группы, базирующиеся на семейном капитале вроде Samsung или LG, — иностранцев, включая россиян и выходцев из СНГ. Они называют себя «белой мебелью», хвалят Корею, ругают ее жителей, тоскуют по родине — и не хотят возвращаться.Зачем нам Сколково

Город Дежон в 100 км от Сеула — корейская провинция: чуть больше зелени, чуть меньше неона. Два миллиона человек и два десятка университетов и научно-иссле­до­вательских центров. Академгородок, по-нашему.

— Или будущее это… как его… Сколково! — демонстрируя осведомленность в событиях, происходящих на родине, говорит мне 33летний сотрудник Samsung Fine Chemicals Дмитрий Кравчук, пока мы едем с его работы в университет, где трудится над диссертацией по химии жена Оля.

По дороге проезжаем офис химического подразделения LG — это главный конкурент компании, в которой работает Дмитрий. И заодно его бывший работодатель. За пять с половиной лет в Корее Дима успел поработать на оба чеболя — его фотография красуется на сайтах обеих компаний. Оставаясь в течение двух лет единственным «белым» в этом подразделении LG, Дима был предметом явной гордости работодателя. На нынешнем месте работы иностранцев трое: кроме Димы есть еще индус и американец.

За LG — офис еще одного монстра корейской промышленности, компании GS, которая несколько лет назад отделилась от LG.

— Кто-то неудачно женился, — объясняет Дмитрий.

— Как это?

— Ну, это же все семейные предприятия. Корея — страна победивших олигархов. Правительство когда-то назначило главных промышленников, которые до сих пор передают компании сыновьям по наследству.

«В Корею приезжают американцы и канадцы, думая, что здесь все как на Западе — только на Востоке. Магазины, клубы, бизнес. А потом выясняется, что на самом-то деле картинка похожа только внешне», — рассказывал мне живущий в Сеуле не первый год молодой американец Джошуа, преподаватель английского в университете.

Корейские «странообразующие» корпорации, называемые чеболями, едва ли не самый яркий пример того, о чем говорят Дмитрий и Джошуа. Гигантские компании, экспортирующие продукцию во все страны мира, действительно являются семейными предприятиями. В их советах директоров до сих пор нет иностранцев, их нынешние президенты — это сыновья основателей компаний, которые сорок с лишним лет назад были назначены главными творцами будущего экономического чуда тогдашним руководителем страны генералом Пак Чон Хи. Вопреки всем законам современной экономики в чеболях до сих пор практически не разделены владение и управление и отсутствует специализация (Hyundai, к примеру, производит не только автомобили, но еще корабли, локомотивы и нефтехимию, а также занимается страхованием и строительством).

Жена Димы, русская кореянка Ольга, учится в Korean Advanced Institute of Science and Technology, вместе с двумя другими корейскими вузами входящем в рейтинг 200 лучших университетов мира. Пока у нее заканчивается семинар, Дима устраивает мне экскурсию по лабораториям химфака.

— Сфотографируйте, — советует он, показывая на какой-то большой белый баллон. — Это ЯМР-спектрометр, крутая вещь. Любой химик сразу поймет.

— А на химфаке МГУ такой есть?

— Сейчас уже есть, наверное. Но это дорогая модель, одна из последних. И видите, стоит себе у всех на виду, заходи кто хочешь.

Забрав Ольгу, мы вместе едем в детский сад за их дочкой Машей. Там целая стайка воспитательниц сначала угощает нас чаем в маленьких стаканчиках, пока Маша собирается, а потом раскланивается с ней и с нами на крыльце. В коридоре целый угол занят футлярами со скрипками — по одной для каждого воспитанника.

Познакомились Дима с Ольгой еще в Москве, потом вместе работали в компании, которая по заказу все тех же корейцев синтезировала разные полимеры для промышленности. Затем в компании перестали платить зарплату. Безуспешно попытавшись найти в Москве другую работу за адекватные деньги, Дима с Олей уехали.

— Я в принципе был нацелен на то, чтобы поработать за рубежом, — объясняет Дмитрий. — И дело не только в зарплате, хотя в Москве я получал меньше, чем здесь. Только из-за денег, наверное, не уехал бы.

— Тогда из-за чего?

— Ну как это объяснить? Из-за жизни. Разумно все устроено, понимаете? И если наши власти хотят, чтобы ученые возвращались, начинать надо не со Сколкова, а с жизни. Сначала в консерватории что-то поправить.Зачем мы корейцам

Среди требований большинства корейских компаний к иностранным инженерам, которые хотят работать в Корее, — наличие ученой степени. Так что наши соотечественники здесь — действительно высокообразованные специалисты. Молодые, умные, энергичные… И почему им не работалось дома, а работается черт-те где, в шести часовых поясах и девяти часах лету от Москвы? А главное — кому и зачем они здесь понадобились?

Словосочетание, которое я чаще всего слышала при ответе на этот вопрос, — «белая мебель». Так русские инженеры называют сами себя. Ярче всех эту мысль выразил конструктор по имени Владимир, просивший не называть его фамилию и компанию, сотрудником которой является. Раньше он работал на заводе «Звездочка» в Мурманской области — ремонтировал атомные подводные лодки.

— Если в клетку с кроликами посадить одну маленькую змею, шевелиться кролики будут гораздо быстрее, — метафорично ответил Владимир на мой вопрос, зачем он понадобился своим корейским работодателям.

— Русские — это змеи?

— Вроде того. У корейцев гормональный фон слабенький. Тестостерон от природы низкий. У европеоидов злобность и агрессивность не в пример выше — корейцы перед
белыми пасуют. А если нам еще плетку дать…

— И что же выступает в роли плетки?

— Я корейцев периодически строю — сами себя они строить не могут. Босс, например, никого не ругает, чтобы подчиненные «не потеряли лицо». А те начальству возражать тем более не могут. Что бы ни случилось, отношения они не портят. Поэтому берут «белого» — палку-погонялку.

— И ваши инженерные способности совершенно ни при чем?

— Шутите? Они не дурнее нас с вами. А то и умнее.

Впрочем, желание иметь «белую мебель» — разбавить свою мононациональную страну иностранцами, потому что так модно и престижно, — это, возможно, только повод, а не причина. Корейцы приглашают иностранцев на работу, так как понимают, что интернациональная среда сама по себе мотивирующий фактор и что опыт, даже чужой, никогда не бывает лишним. В Корее, как и везде, много программистов из Индии, но «белых» все еще очень мало — в маленьких городах дети до сих пор могут показывать на такого чужака пальцем. Заманить в корейские чеболи американцев или европейцев сложно, а главное — дорого.

— Инженеры из России и СНГ в этом смысле почти идеальный товар по соотношению цена-качество, — прагматично объясняет Дима Кравчук из Samsung Fine Chemicals.

Больше всего наших в «Самсунге», чья штаб-квартира находится в городке Сувон неподалеку от Сеула. Офисы «Самсунга» занимают целый квартал, именуемый Digital Valley — Цифровая Долина.

С